Автор: pitiful_ideasБета: Anastas_M (Billie Jinger Fish)
Название: This love's too good to last
Предупреждения: Женские роды
Рейтинг: общий – R, иногда – NC-17
Фэндом: Muse/Vicky Cryer
Пейринг: BellDom, местами - Dominic Howard/ Alex Carapetis
Жанр: angst
Тип: slash
Размер: миди
От автора: Задумывалось как мини-стеб, но в итоге зацепило и написалось вот это. Нечеткий пейринг, первый в жизни фик, что-то мне страшно *спрятался под стол*
Огромная благодарность выражается Anastas_M, который является также соавтором последней части.
ЧИТАТЬ1.
- Доминик, 5 минут до выхода!
- Да, спасибо. Я сейчас. – Дом стоял в маленькой туалетной комнате, опершись руками о прохладный бортик раковины, и глядя на свое отражение в зеркале. Пригладил светлые пряди. Одернул рубашку. Глубокий вдох. В кармане завибрировал телефон. Том: «Прости, приятель. Не выйдет приехать. Заезжай после выступления ко мне, если будешь в состоянии». Еще один вдох. Он не удивлен, что никто из его близких не придет сегодня. Конечно, никто напрямую не сказал ему, насколько глупо он повел себя, согласившись на предложение побарабанить в новом проекте. Отвлечься. Никто не высказал вслух, но неодобрение всё же висело в воздухе.
Никто не сказал напрямую. Кроме Беллза.
*
Когда Дом, после очередного долгого дня в студии, где Мэтт пытался родить новые музыкальные шедевры, а они с Крисом старались угодить всем его тонким и неясным желаниям как сыграть/отбарабанить, решился сказать про Vicky Cryer, Крис лишь чуть нахмурился, а Том уточнил, не повлияет ли это на его деятельность в MUSE. Реакцией же Мэтта было тихое, но очень зловещее «Что?». Крис непринужденно поднялся с дивана и со словами «Ну, ребят, до завтра, увидимся, мне еще с детьми в парк ехать» ушел, Том же просто быстро ретировался. Мэтт вплотную подошел к дивану, на котором до этого расслабленно, а теперь напрягшись, сидел Дом.
- Ховард, что за херня? Какой еще отвлеченный проект? С какими неопытными педиками ты собрался связаться?
- Остынь, Мэтт. Они нормальные парни. К тому же Джейсон мой старый приятель, им нужен второй ударник, а у меня есть свободное время, так почему нет?
- А о нашей группе ты подумал? – Мэтт сделал акцент на слове «нашей».
- Подумал. И думаю. Уж чаще, чем ты…
- Что ты сказал?
- Ничего.
- Нет, повтори! Что ты, черт возьми, имеешь в виду? Что значит «чаще, чем ты»? Я, в отличие от тебя, Ховард, имею еще и беременную невесту, которая вот-вот родит, а ты лишь по барам шляешься, да телок подбираешь, которые к тебе с радостью прыгают на коленки! Тебе 33, а у тебя ни семьи, ни постоянной девушки, а теперь ты еще и собрался свалить в какую-то драную компашку недомузыкантов, которые…
- Мэтт.
-… которые такие же неудачники, в какого скоро превратишься и ты! Я не намерен смотреть, как ты позоришься.
- Тебя никто и не просит. Это моя жизнь, Мэтт. Я распоряжаюсь ей так, как хочу. Также, как и ты – своей. – Доминик говорил ровным, спокойным голосом. За 14 с лишним лет он привык к истерическим выпадам Беллза. А еще устал.
- На мою деятельность здесь это не повлияет. Увидимся завтра, – Дом поднялся, игнорируя тяжело дышащего, злого Беллами, и направился к выходу.
Но Мэтт не дал ему уйти. Он схватил его за манжету кожанки и резко развернул к себе, так что их лица оказались друг напротив друга.
- Это всё из-за меня, Дом? Так ты решил отомстить мне?
- Беллз… ради Бога…. – Дом попытался вырваться.
- Нет, ты скажи. Это из-за меня и Кейт? А? Посмотри на меня.
Дом поднял полные боли глаза.
- Иди. Ты. На хуй. Беллами, – вырвал рукав из ослабшей хватки Мэтта, развернулся и ушел.
*
Дом открыл глаза. Воспоминание промелькнуло в голове за считанные секунды, но причинило несравнимо много боли. Конечно, он согласился барабанить у Джейсона не потому, что он его друг или ему делать нечего. В первую очередь, он должен был отвлечься от мыслей о Беллзе. От навязчивых, мучительных мыслей о его тонких холодных пальцах, забирающихся под майку, его руках, притягивающих его за шею и не дающих отстраниться. О его щетине. О его языке, игриво касающемся шеи Дома. О жарком шепоте. Ох, твою ж блять нахуй. Обо всем, что больше не повторится. Дом еще раз глубоко вдохнул, и вышел. Пора на сцену.
*
Столько людей… О, неужели они даже подпевают? Ребята улыбаются, многие из них не привыкли к такому радушному приему. Дом же просто отбивает все партии, фальшиво улыбаясь. К крикам и толпам он привык. Только так странно вместо спин Криса и Мэтта видеть чужие спины.
И все же обстановка заводит. Трудно оставаться хмурым, видя, что людям нравятся песни и музыка. Особенно, когда ты вдруг понимаешь, что половина здесь – твои фанатки. Улыбка Дома становится искренней.
*
Веселые окрыленные успехом, парни убегают отмечать удавшееся выступление. Дом отказывается: лучше все-таки пойти к Тому. Он неспешно ковыряется в спортивной сумке, в поисках чистой майки («черт, я же помню, что брал ее, она должна быть где-то здесь»), когда слышит сзади шум открывающейся двери.
- Доминик, ты еще здесь? Я думал ты пошел с ребятами в бар, – Алекс, с мокрыми волосами и по пояс голый, удивленно смотрел на Дома.
- Не хочется. Обещал зайти к Кирку.
- Отчитаться? – с улыбкой уточнил Алекс.
- Да нет, – Доминик улыбнулся, – просто рассказать, как все прошло. Том не будет выпытывать, если я сам не захочу рассказать.
Алекс Карапетис оказался приятным в общении парнем, к тому же ему всегда можно пожаловаться на чисто драммерские проблемы. Они с Домом, конечно, еще не были друзьями, но добрыми приятелями – уж точно.
Дом, наконец, нашел майку. Кинул пропитанную потом рубашку на пол, с наслаждением подставляя разгоряченное тело навстречу холодным потокам воздуха из кондиционера.
- Будешь? – Алекс протягивал запотевшую банку пива.
- Давай. Спасибо, - Дом сделал несколько глотков и почувствовал, что остывает. Отставил банку в сторону, отвернулся от Алекса, собираясь уже надеть майку, как вдруг тот порывисто обнял его сзади и прижался всем телом.
- Алекс… какого…?
- Ты такой красивый, Дом, я не могу спокойно стоять и смотреть на тебя, – Алекс шептал на ухо Доминику, попутно проводя руками по его голой груди, – Домми…
Все внутри сжалось, стоило Алексу так его назвать. Только Мэтт обращался к нему так, только в постели… Ассоциации нехило изменили отношение Дома к происходящему. Язык Алекса скользнул по его шее, и Дом подумал: «да какого черта, почему нет?», со вздохом (что-то он у меня все время вздыхает, лол) откинул голову назад, открывая Алексу еще больше обнаженного пространства, которое он тотчас принялся изучать ртом, лаская и засасывая кожу.
Дом прикрыл глаза, всецело отдаваясь ощущениям и стараясь не думать о том, что это не его любимые худые холодные руки изучают каждое ребрышко, каждый кубик на прессе, а чужие, горячие мускулистые ладони Алекса пытаются залезть ему в штаны. «Слишком рано» - подумал Доминик, изворачиваясь в объятиях Алекса и беря контроль над ситуацией на себя. Он обвивает одной рукой Алекса за шею, другой за талию, делая контакт теснее, и горячо целует его в губы, сразу же нагло и беспардонно влезая языком в рот. В голове мысль – что-то новое, с Беллзом было не так – того следовало сначала долго и нежно целовать, «разогревать». Алекс же был готов. Во всех смыслах, судя по выпирающей части на брюках и тому, как он терся об брюки Доминика, в коих тоже начало расти напряжение: все-таки одно только выступление неплохо его завело, а тут еще и молодой накачанный парень хочет тебя и уже постанывает от желания. Дом толкнул его к небольшому диванчику, заваленному какой-то одеждой, и принялся страстно целовать тяжело вздымающуюся грудь Карапетиса, оставляя влажный след по пути к животу, ниже, ниже, но избегая самого главного. Он дразнил Алекса, играл с ним, когда внезапно Алекс почти прорычал его имя, схватил за волосы, притянул к себе, жадно поцеловал и подгреб под себя. Они вновь поменялись ролями, и вот уже Алекс целует живот Дома, только вот он уже дошел до такого состояния, что не намерен играть. Он сжимает промежность Дома, затем быстро расстегивает ремень на брюках и рывком снимает их вместе с боксерами. Восхищенно вздыхает от увиденного. Проводит языком по всей длине, вызывая сладкую дрожь Доминика. Затем говорит «Перевернись», параллельно избавляясь от собственных штанов, которые, кажется, вот-вот треснут. «Перевернуться? Черт, мы так не договаривались…» недовольно подумал Дом. Он не привык так. Точнее, у него ни разу и не было такого, что в пассиве он. Он всегда в активе, да что уж там, последние много лет единственный представитель мужского пола, кого он трахал – это Мэтт, а тот никогда не выказывал желания «порулить». Можно сейчас конечно поспорить, взять верх, но голова Дома была затуманена желанием и жаждой удовлетворить его как угодно – пускай уже и не как овладевающий, а как подчиняемый. Дом перевернулся на живот.
Еще пару секунд он чувствовал лишь тяжесть разгоряченного тела, навалившегося сверху. А потом давление и… Дом громко выругался. Черт возьми, почему Мэтт никогда не говорил, что это НАСТОЛЬКО больно? Такое ощущение, что его насаживают не то, что на кол – на бревно. Неужели у Алекса такие размеры?.. Дом с силой сжал кулаки, хватаясь за шмотки, разбросанные по дивану и морщась от боли. «Потерпи, малыш… Неужели я у тебя первый? Расслабься… Сейчас пройдет» - Алекс шептал, медленно двигаясь внутри напряженного Дома. С каждым движением становилось всё легче, боль отступала, уступая место пусть сомнительному, но удовольствию. Доминик полностью расслабился, выгнулся дугой, стремясь к Алексу. Движения становились быстрее, яростнее, отдавались где-то в глубине как тела, так души, болью. Мысль, что он предает Беллза, не покидала Дома даже в такой момент.
Алекс замедлил темп, лаская рукой Дома, затем резко убыстрил движения и рукой и телом, с силой сжал другой рукой плечо Дома, издал протяжный стон и кончил. А следом за ним и Дом, прогнувшись в пояснице и выдав слабое «Мэтт…», но Алекс еще не отошел от оргазма, поэтому не услышал этого, а может, не придал значения. Еще пару секунд они лишь тяжело дышали, а потом давление веса исчезло, и Дом услышал шум одевающегося Алекса.
Кое-как сел. Ох, нет. Лучше встать. Или сесть. Блять. Морщась, Дом натянул штаны и, наконец-то, майку.
Коридор, уже опустевший, железная дверь, шум ночного города, темная прохлада. Скоро утро, судя по тому, что на улице совсем никого, и машин почти нет.
- Дом? – Алекс протягивал ему открытую пачку сигарет.
Молча курят.
- Нам еще нужно послезавтра на интервью съездить… Увидимся до этого?
- Скорее всего, нет, у меня дела.
- Ладно, - он с легкостью пожал плечами, - тогда до послезавтра, Дом.
- Пока, Алекс.
2.
Тишина. Лишь шипение сигареты при вдохе. Дом жадно затягивался, с наслаждением вздрагивая и выпуская дым тонкой струйкой в небо. Мыслей было много, но они так быстро сменяли друг друга, что нельзя было успеть уцепиться за что-то конкретное и развить тему. Лишь одна мысль – сильная, четкая, острая - «Зачем?» Зачем он сделал это? Кому он хотел доказать неясно, что? Себе? Или тому раненому больному существу, что живет внутри него? А живо ли оно после этого? Живо… А иначе не было бы сейчас этой липкой массы, застывшей где-то в глубине грудной клетки и давящей, тянущей, от которой совершенно невозможно избавиться. Он любит Мэтта. Всегда любил. Чтобы тот ни делал, ни говорил – Доминик все также будет его любить. Только вот счастья эта любовь не приносит. Раньше – да, потом всё реже, урывками, с каждым разом все короче, сменяясь гнетущим ожиданием конца. И всякий раз – больно. Словно вновь расковыриваешь рану, вновь режешь поверх шрама, вновь ходишь неделями в ожидании, когда же затянется, а потом снова распарываешь. А ведь говорят, любишь – отпусти. Если видишь, что человек разрывается – отпусти. Разомкни объятья. Забудь на время о себе - подумай о его терзаниях и разреши уйти. Не может. Как только возникает такая мысль – замыкает. Панический страх, объятья крепче – нет, он мой, я потерплю, опять кровоточит, неважно, ради редких моментов счастья. И замкнутый круг. Абсолютно никакого выхода. Только если бы сам Мэтт ушел… Если бы сказал – Прошло, умерло, погребено в прошлом навсегда и без возврата, шансов нет, я люблю другую… Я люблю свою невесту… Дом с хрустом сжал кулаки. Слабак, и Мэтт ничем не лучше него.
Пустая холодная квартира. У Кирка есть пес, у Дома – никого. Бутылки в баре. Сомнительная компания, к тому же побуждающая на поступки, о которых потом жалеешь.
Гудок. Один, два, три… Идиот, зачем ты это делаешь, что ты собираешься ему сказать…
- Да.
Женский голос. Ее голос. Тяжесть в груди разрывается миллионом ледяных шипов. Бросает трубку.
Балкон. 14 этаж. 5 секунд полета. Минимальная болезненность, и почти стопроцентная гарантия смертельного исхода. Сколько раз он думал о таком выходе из положения? Что держит здесь? Родные? Мэтт?
Звонок. Ну, конечно же.
- Алло.
- Дом? Что с тобой? Ты в порядке? – сонный, взволнованный, такой родной голос. В груди сжимается, тянет с новой силой.
- Всё нормально, Беллз. Прости, что разбудил.
Тишина на том конце. Тяжелый вздох, слышится шорох, будто Мэтт что-то одевает.
- Ты дома?
- Нет, – он не знает, зачем врет. Снова.
- Ты пил? – ни слова о сегодняшнем выступлении. Все еще злится.
- Немного.
- Дом, иди домой. Поспи. Не мучай себя. Отключи все мысли, просто…не думай.
- Не могу.
Снова вздох в трубке.
- Я не могу приехать, ты же знаешь. Кейт…
- Я знаю. Я не просил.
- Но ты позвонил. Дом, послушай…
- Мне пора. Такси ждет. Пока. – Дом отключился, изо всех сил стараясь побороть в себе желание пустить телефон в пятисекундный полет вниз. С силой сжимает голову руками, издает тяжкий то ли стон, то ли всхлип, и замирает.
Светает.
3.
Под градусом время летит незаметно. Дом только и успел, что проснуться от звонка Джейсона и сразу выдвигаться на интервью, т.к. времени на приведение себя в порядок уже не осталось. Так и заявился драммер знаменитых MUSE и начинающих Vicky Cryer: в мятой майке, небритый, волосы торчком, глаза красные. Фактически, его присутствие на интервью – чистая формальность, все вопросы задавали Джейсону, как создателю. Дом же старался держать глаза открытыми и не морщиться от громких звуков.
Алекс сидел рядом – на самом деле, даже чересчур рядом, учитывая, что диванчик рассчитан на троих, а их на нем всего двое – Джейсон, Марк и Рэй сидели на соседнем. Алекс положил руку на спинку дивана, закинул ногу на ногу, задевая при этом бедро Дома. Случайно ли? В опухшей от похмелья голове Доминика промелькнули, точнее, вяло пробежали, воспоминания о бесчисленных интервью MUSE, в которых Мэтт творил вещи, граничащие с недозволенными, а порой и переступая эту самую границу. Сколько раз он касался Дома, с подтекстом, кусал за ухо, приобнимал прямо перед камерами – да с таким невозмутимым видом, словно и нет в этом ничего такого, а Доминик изо всех сил старался не показать истинной реакции – бездарно копировал невозмутимость Мэтта.
Только сейчас все не так. Мэтт уже давно даже случайно не дотрагивается до Дома. Только когда совсем пьян, пробиваются шутки, взгляды с намеком. Время от времени зажмет его в темном углу: влажный поцелуй, горячее пьяное дыхание. Дома бросает в жар, сердце колотится как сумасшедшее, мысли путаются – хочется еще, хочется больше. А Мэтт улыбается, как ни в чем не бывало.
Дом моргнул. Мираж синих глаз растворился. Оказалось, что интервью кончилось, журналистка благодарит за внимание, прощается. Дом встает. Ему нужно умыться, прогнать наваждение холодной водой.
В туалете слишком яркий свет и слишком белая плитка. Режет глаза. Сейчас все «слишком». Что, если потушить свет? Здесь все равно никого нет, кроме него. Дом щелкает выключателем. Комнатка погружается во мрак, но через вентиляционную решетку пробивается немного света. Отлично.
Холодная вода и впрямь помогает. Отрезвляет.
Шаги в коридоре. Сейчас опять вспыхнет белизной, о, нет…
Дверной проем заливает желтый свет от коридорных ламп. Мужской силуэт. Высокий, широкоплечий, рельеф мышц на руках.
Алекс.
Закрывает за собой дверь, всё вновь погружается во мрак.
По тихому прерывистому дыханию Дом понимает, что Алекс стоит у него за спиной. Он медленно оборачивается и сразу встречает напор уже знакомых губ. Только сегодня все не так. Не было распалившего их концерта, а только похмелье и тяжелая голова. Доминик пытается прервать поцелуй, но Алекс не позволяет, его руки шарят где-то в районе пояса, Дом пытается увернуться, отстраниться, но он придавлен к раковине. Хотел воспользоваться ей как опорой, но рука скользит по влажному бортику и Дом чуть не падает, подаваясь нижней частью тела вперед - получается, навстречу Алексу, что тот воспринимает как согласие. Вжик молнии на брюках, быстрые пальцы пытаются проделать то же с брюками Дома, но он все еще против, его тошнит, и дело не в похмелье, его тошнит от одной только мысли, что им вновь хотят воспользоваться, трахнуть его в офисном туалете, как последнюю блядь, а тут еще эта темнота, она давит, и он уже пожалел, что выключил свет…
- Малыш, чего ты ждешь?
- Алекс… не надо.
- Я хочу тебя, я хочу тебя здесь и сейчас…
- Алекс… блять… Алекс! – но он не слушает его, вырывает ремень, дергает штаны вниз, выпрямляется, чтобы повернуть Доминика спиной к стене и в этот момент Дом со всей что есть силы бьет его, целясь туда, где, по ощущениям, должно быть лицо. Попадает в челюсть: костяшки обжигает болью, но удар вышел отличный, плюс эффект неожиданности. Алекса отшвыривает, и Дом, наконец, чувствует свободное пространство вокруг себя. Натягивает брюки, плевать на ремень, черт с ним, распахивает дверь и уходит.
4.
- Кстати, - собирая диски в сумку и надевая толстовку, спросил Кирк, - Как твое субботнее выступление? Ты так и не заехал после ко мне.
Мэтт, до этого что-то лихорадочно черкающий в блокноте, замер и поднял голову, глядя на Дома.
- А… да, голова болела сильно, Том. Переволновался. Новые партии, другая музыка…
- Что ты несешь? Ты уже 14 лет барабанишь в рок-группе, какая, к чертовой бабушке, головная боль? – голос Мэтта полон неприязни.
- Ох, брось, Мэтт… Дом просто встретил симпатичную поклонницу, верно?
- Ну… да, Том. Ты извини.
- Какие проблемы. Дом? Ты же знаешь, что можешь сказать мне всё, как есть. Я пойму, – Кирк улыбнулся Дому, кивнул Мэтту и ушел.
*
- Сходим, выпьем?
- Да, давай.
В баре было немноголюдно – все-таки, середина недели.
Молча пьют, каждый думает о своем.
- Ну, и кто она?
- А?.. Ты о ком?
- Девушка. Правда, случайная фанатка? Или… ты с ней познакомился раньше?
В голосе Беллза слышалась… надежда? Он что же, надеется, что Дом влюбился в кого-то, наконец, нашел себе пару? Доминик мысленно горько усмехнулся. «Нет, Беллз, прости, эту роль для меня по-прежнему играешь ты… Да только ты, похоже, половинка другого целого».
- Просто фанатка, Мэтт.
Снова замолчали. Видно, что Мэтт хочет что-то сказать, но не решается. А Дом страшился того, что может услышать, если спросит.
- Ну… А у тебя как с Кейт?
Мэтт, щедро хлебнув из стакана, немного удивленно уставился на Дома.
- Нормально. На самом деле… - Мэтт сделал паузу, словно решаясь, - Мне страшно, Дом, – голос Мэтта сделался тише и как-то мягче, словно он, наконец, перестал держать маску и играть роль чужого человека. – Осталось так мало времени, в любой момент начнутся схватки, а я обещал присутствовать, но, когда я это говорил, я был окрылен новостью, что у меня будет ребенок, я не думал об этом всерьез, о том, КАК всё будет, я имею в виду кровь, крики… - разволновавшийся, Мэтт говорил еще быстрее, чем обычно. – И я не представляю, как это – быть отцом? А что если я не смогу, что если он или она не будет меня любить, если…
Дом накрыл тонкие дрожащие пальцы Мэтта своими. Такие холодные… Память услужливо подкинула воспоминание об этих самых холодных руках, забирающихся под майку, вверх по спине, прижимая к себе… Дом неосознанно сжал пальцы Мэтта. Тот поднял на него растерянный взгляд. Пронзительно синие глаза блуждали по лицу Дома, ожидая того, что он скажет или сделает.
- Мэтт, - голос Дома был нежным, успокаивающим. – это нормально. Никто не знает, каково быть отцом первого ребенка. Это просто… просыпается в тебе, как инстинкт, спящий, пока был не нужен. У тебя всё получится, – Дом знал, что Крис подобрал бы слова получше, но, в конце концов, Дом ведь говорит теоретически, а сейчас главное – успокоить Беллза.
- Дом… Ты будешь со мной в больнице?.. – взгляд Мэтта уперся в столешницу. Дом по-прежнему чувствовал дрожь его пальцев.
- Если ты этого хочешь… Конечно буду, Беллз, – Дом большим пальцем поглаживал руку Мэтта, неосознанно, просто пытаясь унять дрожь, просто не в силах сдержать чувства.
- Спасибо, – Мэтт тихонько ответил на поглаживания Дома.
Глубокая ночь. Опустевший бар. Два молодых мужчины молча выпивают, по-прежнему держась за руки.
4.
Дом с тяжелым вздохом перевернулся на спину. Вот уже 3 часа он безуспешно пытается уснуть. Неясное волнение так и норовит поднять его с кровати. Садится. Достает из пачки сигарету, поджигает прямо здесь – кого волнует дым, если в этой спальне он один, и уже давно. Более того, этих простыней касался обнаженной кожей лишь Беллз. Доминик не любил приводить кого-либо к себе домой. Мэтт был исключением. Он - особенный, и отношение к нему особенное. Пепел упал прямо на паркет, но Дом не обратил на это внимания, - взгляд застыл в одной точке, мыслями он был глубоко внутри себя, пытался отыскать начало, момент, когда симпатия и дружеская привязанность превратились в любовь, в разрушение принципов, моральных норм; мучения, зависимость, и неожиданно – взаимность… Он вспомнил, как впервые признался Мэтту: они оба в стельку пьяные, язык развязался, мыслей о последствиях не было. Он помнит смех Мэтта, неверие, а затем шок в резко трезвеющих глазах. Помнит, как Мэтт ушел. На три недели. Три недели понадобилось Мэтту для принятия. Всего три недели для осознания, что он чувствует то же самое.
А когда все пошло под откос? Доминик вытащил следующую сигарету. Никогда не было такого, что всё идеально. Были бесконечные мысли о том, что все неправильно, противоестественно, попытки прекратить, разрушить – инициатором то и дело выступал то один, то другой. Ревность. Боль. И все-таки они были друг у друга, и Дом совершенно точно знал, что он любит Мэтта, а Мэтт любит его. А что сейчас? Ведь Беллз никогда не говорил, что все кончено. Просто однажды увернулся от поцелуя. Оттолкнул руки. Ушел. И так ничего и не объяснил. До сих пор.
4 апреля. Ночь, когда Мэтт пришел к нему в последний раз. Мятые простыни, плавные движения. Сладкие стоны с его именем на губах. После – особенно нежные поцелуи. Объятия со спины, пока Дом курил на балконе. Подбородок на плече. Никаких глупых слов и признаний – чувства понятны и без них. Абсолютная уверенность друг в друге.
Дом закрыл глаза. Дуновение ветра, словно чье-то присутствие в комнате. И вдруг…
Звонок. Внутри все перевернулось и ухнуло вниз – Беллз, неужели, слава Богу… Трясущейся рукой тянется к телефону, почти физическая боль при взгляде на дисплей. Это не Мэтт.
Алекс.
- Нам надо встретиться.
- Ладно.
- Ладно? – в голосе Алекса явное удивление, – Хорошо, тогда…
- Сейчас.
- Сейчас? Ээ… окей, через полчаса в кофейне на углу Восток-Вернон и Уодсворт авеню.
*
На Алексе черная футболка, выгодно подчеркивающая мускулатуру. Волосы забраны в хвост. Весь подбородок – фиолетовая гематома. Карапетис взволнован, быстро говорит какие-то извинения, оправдания, мысли-додумки «Я думал, ты хочешь того же, что и я…», непонятно на каком основании сделанные выводы. Дом спокойно, почти апатично слушает, не перебивает, дает высказаться. Когда Алекс, наконец-то, замолкает, Дом кладет на стол банкноту, встает:
- Далеко живешь?
*
Чужие стены, старые обои, обклеенные плакатами и афишами концертов – словно в комнате у подростка, гантели на полу, в углу барабанная установка. Алекс робко целует, действия неуверенные – боится отказа, но Дом не сопротивляется, сам пускает в ход руки, - Алекс смелеет, и они оба валятся на кровать, сбивчивое дыхание, - как легко этот парень заводится, но Дом не спешит, ласкает языком шею, крадется рукой под резинку трусов - вверх-вниз, тяжелый стон в ухо, руки Алекса сжимаются в волосах, тянут, Дом отрывается от шеи, целует приоткрытые губы, кусает, играет языком. Несколько быстрых движений рукой – останавливается, медлит, заставляет просить, горячее шумное дыхание, внизу ноет. Сегодня Дом сделает по-своему, подчинит себе. Алекс под ним не стонет – кричит, царапает кожу, выгибается дугой. Воздух раскаленный, по спине пот, Дом двигается слишком резко, чересчур быстро, с отчаянием выдыхает после каждого толчка, глаза застилает пелена – слезы, нет, он не думает об этом, не замечает. Дрожь через все тело, последний стон, Алекс кончает следом. Дом перекатывается на спину, трет глаза. В тишине постепенно выравнивается дыхание. И звенит телефон. Дом шарит рукой по вещам на полу, не глядя отвечая на звонок:
- Да.
- Дом, началось! Отошли воды! Она рожает!
5.
Доминик заворачивает в коридор, и навстречу сразу бросается Беллз, бледный до невозможности, его трясет. Хватается за Дома и тараторит так, что, даже зная его 18 лет и привыкнув к быстрой речи, разобрать что-либо невозможно – улавливаются только отдельные фразы: «Началось... первая стадия… еще несколько часов до второй…»
Дом обнимает Мэтта за плечи, смотрит в расширенные от перевозбуждения и страха синие глаза:
- Беллз, Беллз, успокойся, прошу тебя, всё нормально.
Мэтт замолкает, грудь нервно вздымается.
Из палаты выглянула миссис Хоун:
- Мэттью, она зовет тебя.
Мэтт испуганно смотрит на Дома, и тот доверительно кивает:
- Я здесь и никуда не уйду.
Всклокоченный затылок Мэттью скрывается за дверью.
Дом снова остался один. Относительно один – мимо то и дело проходят врачи, медсестры, – работа кипит даже ночью. Дом осматривается – сесть некуда – прислоняется к стене.
*
Бежевые стены. В крапинку. На потолке блеклыми пятнами прилипли лампы. По две через равные промежутки. Дом уже выучил весь интерьер коридора. Хочется курить, но он боится пропустить Беллза.
*
Да к черту, здесь до тебя никому нет дела – Дом опускается прямо на серую плитку пола. Вертит в руках телефон. Наконец, открывается дверь и выходит Мэтт – непонятно, как он еще стоит на ногах, но зато истерика уже кончилась. Наверное, на истерику уже просто не хватает сил. А цвет его лица все так же сер.
- Ей… ей дали обезболивающее… Дд... Дом, это... я…
Доминик молча притягивает друга к себе. Мэтт утыкается в его плечо, мелко дрожа – футболка становится влажной, и Дом осознает, что Мэтт не плакал, наверное, с тех самых пор, как узнал, что родители разводятся. Глухо бормочет в шею, так тихо, что Дом сомневается, не послышалось ли ему:
- Прости меня, Домми.
Молчит. Точно послышалось.
- Я… я никогда не… не говорил тебе этих слов… Мне жаль, что мы столько ссорились, что я убегал, рвал, совсем не думал о твоих чувствах…Я же... Я же всегда любил тебя! – Мэтт яростно трется лбом о плечо Дома. – Это никогда не умирало во мне. И не умрет…
- Мэттью, – такая же бледная, усталая миссис Хоун снова показалась в дверном проеме палаты, где, судя по всему, находилась Кейт.
Мэтт поднял голову, быстро вытер ладонями лицо и вновь ушел.
Вот теперь точно курить.
6.
Рассвет, солнце чуть позолотило верхушки домов. Заднее крыло клиники абсолютно пустое. Тишина. Никакой суеты, просто зарождение нового дня. Дом присел на прохладные ступеньки. Затянулся. Когда-то давно он также сидел на пороге больницы и курил, болезненно морщась, всякий раз, когда сигарета касалась разбитой губы. Голова гудела, но хмуриться тоже было больно – стяжки швов на брови при любом самом безобидном движении напоминали о себе, а обезболивающий антисептик уже утратил свои свойства. Рядом Мэтт – невыносимо худой, в грязной, липкой после концерта рубашке, волосы топорщатся во все стороны. Взгляд исподлобья, виноватый и смущенный. На том самом концерте он швырнул в сторону ударных свою первую гитару.
Черт вселился. Гиг бы удался и без травмирования драммера.
Они взяли такси, и Мэтт, как можно разборчивее, назвал свой адрес, когда Дом был все еще слишком пришибленный под остаточным действием лекарств, чтобы это осознать. Не помнит он и, как, практически в обнимку, они поднялись на второй этаж в доме Мэтта, как тот бережно раздел Дома, осторожно отвел в ванную.
Мэтт пускает воду, такую, чтобы не горячо, но и не холодно - в самый раз. Быстро скидывает с себя грязные шмотки. Заходит вместе с Домом в душевую кабину и закрывает дверь. Дом прислоняется к еще прохладной стенке, из которой в измученную спину хлещут упругие струи горячей воды. Чтобы удержать равновесие и не поскользнуться, ему приходится упереться обеими руками в стенку напротив, так, что Мэтт оказался зажатым практически в его объятиях. Дом почувствовал растерянные переминания Мэтта и смущенный взгляд. Открыл глаза и обнаружил, что тот стоит всего лишь в пяти сантиметрах от него. Вода льется и сверху тоже, поэтому красные волосы прилипли ему на лицо, и Дом потянулся убрать их с глаз. Мэтт, наконец, выдохнул и стал жадно хватать горячий воздух, который уже стал больше похож на туман, стараясь, чтобы вода не попадала в глаза, нос и рот. Мэтт наклоняется к Дому: их лица совсем близко друг от друга, на расстоянии поцелуя, но Мэтт не спешит. Он смотрит Дому прямо в глаза. Ждет его реакции.
Доминик, еще не отошедший от травмы и слегка сбитый с толку от перепада температур, неотрывно смотрел на то, что было прямо перед глазами - на губы Мэтта, на которых собрались капельки воды, розоватые из-за смывающейся с волос краски. Но вот, Мэттью облизывается, и наваждение проходит. Дом закусил нижнюю губу и чуть приподнял голову, чтобы встретиться взглядом с Мэттом. Задел кончиком своего носа его нос, и оба вздрогнули. Нога Дома поехала на скользкой плитке, и он ухватился за плечи Мэтта.
Мэтт больше не мог ждать. Он порывисто прижался губами к губам Дома. Целовал сильно, жадно, пил влагу сквозь поцелуй и покусывал, в другой момент нежно облизывал разбитый уголок рта. Оторвался, но лишь для того чтобы осторожно поцеловать разбитую же бровь. Сильно прижал Дома к запотевшей стенке, и снова набросился на губы. Язык Дома коснулся языка Мэтта, и Беллз задрожал. Дом, сначала нерешительно, потом все напористее и напористее, проталкивал свой язык навстречу губам Мэттью и проводил им по его зубам, словно желая ощутить каждую трещинку, запомнить расположение каждого выбивающегося из ряда зубика. Оторвался от стенки, чтобы смочь безопасно стоять самому, и обвил одной рукой талию Мэтта, другой провел по шее и скользнул на затылок. Чувствуя все нарастающее желание Дома, Мэтт не смог подавить тихий стон. Как давно он хотел этого, как давно у них с Домом не происходило ничего, совсем - даже взглядов, случайных касаний. От мысли, что сегодня, сейчас, Дом в его власти, он ЕГО, полностью и без остатка, Мэтту буквально сносило крышу. Руки заскользили вниз по мокрой спине Дома, останавливаясь на ягодицах и сжимая их. Под напором решительных рук, Дом подался вперед и теснее прижался к Мэтту, потеревшись своим, уже напрягшимся, членом о член Мэтта и выдохнул протяжный стон прямо тому в губы. Мэтт на ощупь выключил душ, обрушив на них тишину, разрываемую только их собственным тяжелым дыханием и стуком капель. Точно также на ощупь, не отрываясь от губ Дома и стараясь не думать о том, как страстно тот трется об него, открывает дверь, и они буквально вываливаются на прохладную плитку ванной. Мэтт отрывается от Дома, который сразу прильнул губами к его шее, стаскивает большое полотенце и заворачивает в него Дома.
Мокрые разгоряченные тела жаждут друг друга, соприкасаются, вызывая тихие стоны их владельцев. Мэтт тянет Дома к выходу: несколько долгих, мучительных мгновений - и они в спальне. Полотенце падает на пол. Холодный воздух обдал нагревшееся тело Дома, и тот слегка пришел в себя. В голове неясной тенью пронеслась мысль "Что же мы, блять, такое делаем?!", но он подавил в себе порыв схватить полотенце и снова закутаться в него, спрятаться от чужих глаз, пусть даже глаза эти были такими родными, такими любимыми. Он в два шага подошел к дрожащему посреди комнаты Мэтту и повалил его на постель, оставляя дорожку поцелуев за ухом, спускаясь по сильно выступающей ключице; засасывая ямку в основании шеи, он чувствовал, как Мэтт яростно дышит, как неистово мечется его кадык.
Действия Дома вызывали невыносимую, сладостную муку. Внизу живота ныло. Мэтт заставил Дома поднять голову и вновь ворвался языком в его рот. Приподнялся на локтях и одним быстрым движением подгреб Дома под себя, в свою очередь, принимаясь языком исследовать шею, плечи, опускаясь чуть ниже, захватывая губами сосок. Дом выгнулся навстречу губам Мэтта, закрывая глаза и полностью отдаваясь ощущениям. Его губы во власти губ Мэтта, его руки, сведенные над головой и удерживаемые за запястья одной рукой Мэтта, пока другая блуждала по его груди, животу, ниже...
Он почувствовал, как к низу его живота прижимается горячий и истекающий член... его лучшего друга.
Мэтт изнывал от желания, все его существо стремилось завладеть Домом, быть еще ближе, чувствовать еще острее, он хотел почувствовать себя внутри Дома.
- Раздвинь ноги, - прошептал он в губы Доминика. Тот повиновался, стараясь как можно ближе прижаться к страждущей плоти Мэтта, приподнимаясь на лопатках. Дом посмотрел в глаза Мэтта. Не отводя взгляда, тот надавил, стараясь как можно осторожнее войти внутрь. Медленно погружаясь в него, он видел меняющееся выражение лица Дома, самое прекрасное, самое откровенное, и таким он был только для Мэтта, никто никогда не увидит такого настоящего Дома, жаждущего полного проникновения, полного слияния.
Дом почувствовал, как Мэтт провел своим твердым членом по его, такому же твердому, а затем резкую боль. Его глаза расширились, как от удивления, но в них было лишь желание. Непреодолимое желание целиком отдаться Мэтту, его рукам с длинными пальцами, проходящимися по его члену, задевающими и дразнящими чувствительную головку, пока руки Дома были в красноволосой шевелюре Мэтта, его губам, оставляющим влажные следы на груди Дома. Доминик почувствовал первые толчки, все еще обжигающие болью, постепенно сходящей на нет, и уже сам подался навстречу Мэтту, чтобы почувствовать его еще глубже.
Жарко, воздух накален до предела. Движения Мэтта плавные, тягуче медленные, но, в то же время, такие глубокие. Целует в раскрытые губы, языком играет с языком Дома, толчки резче, дыхание прерывистее, так горячо, так тесно, еще один толчок - с губ Мэтта слетает громкий стон. Дом обхватил свой член, доводя себя до исступления, но почувствовал, как Мэтт мягко убрал его руку, и, выдохнув ему в рот горячий воздух, облизнул свои губы и провел языком по груди и животу, по всей длине истекающего мутными капельками члена, поцеловал головку и взял его уже полностью.
- Боже, Мэтт! - больше простонал, чем выговорил, Дом.
Мэтт обхватил губами член Дома, принимая его всего, нежно проводя языком, дразня, одной рукой обхватив Дома за бедро, другой удерживая на кровати его руку, переплетая их пальцы. Мэтт отстранился, как раз вовремя: с криком наслаждения Дом кончил. Капли попали ему на живот и на грудь Мэттью. Тот задумчиво размазал субстанцию по животу Дома, вырисовывая узоры. Дом сел и впился в губы Мэтта. Беллз жадно ответил на поцелуй Дома, провел рукой по его животу, а затем по своему члену. Дом положил свою руку сверху, контролируя движения Мэтта. Свободной рукой Мэтт обхватил Дома за шею, впиваясь пальцами в плечо, выгибаясь навстречу быстрым движениям руки Дома. Казалось, мгновение застыло, или - растянулось, Дом несколько раз быстро провел уже своей рукой по стояку Мэтта, пальцами другой гладя его спину, на которой отчетливо чувствовались острые позвонки. Мэтт задрожал в руках Дома, и с глубоким, полным наслаждения и освобождения, стоном кончил. Обмяк, тяжело дышит, прижимаясь лбом к груди Дома. Дом стиснул его в объятиях, нежно целуя куда-то в макушку.
Они замирают, обнявшись, восстанавливая дыхание, и наслаждаясь моментом.
*
Дом вынырнул из воспоминаний, очнувшись от промозглого утреннего ветерка, неприятно пробежавшегося по спине и рукам. Заглянул в пачку – осталась почти половина того, что было там, когда он первый раз вышел в больничный парк покурить.
- Доминик, - слабый голос позвал его со стороны главного входа. – Дом, где ты? - По аллее бежал измученный и уставший Мэтт, на лице которого, тем не менее, различалась робкая улыбка. – Дом, это мальчик! Представляешь, мальчик! Я отец, Дом… - на этих словах он влетел на полном ходу в Ховарда и снова, как несколько часов - или лет? – назад, уткнулся в шею друга.
- Поздравляю, Мэтт. Я, правда, очень рад за тебя… - бормочет Дом в волосы Мэтта и незаметно целует.
*
События пятилетней давности промелькнули у Доминика Ховарда перед глазами за то недолгое время, что айфон натужно завывал и вибрировал в его руке, на дисплее которого высвечивалась фотография неистово улыбающегося Мэттью: на лбу несколько прилипших после концерта красных прядей волос. Она была сделана в том далеком 2001м году, когда Мэтт только начинал швыряться своими еще не дорогущими гитарами от Мэнсона. Дом выскочил из студии, где они с Vicky Cryer репетировали песни с нового альбома перед их первым в этом туре фестивалем T in the Park.
- Да? – Ховард щелчком запустил окурок через парапет набережной в стального цвета воду.
- Дом! Дом, ты меня слышишь? Дом, почему ты так долго не отвечал, я уже все успел подумать!!! – Мэтт кричал через половину мира с такой силой, что Доминик отодвинул руку с аппаратом от уха. – Ты помнишь, какое завтра число?
- «Завтра» – у нас, в Англии «завтра» или у вас в Калифорнии? – хмыкнул Дом. – У нас сегодня девятое июл… Я еду в аэропорт, Мэтт, я уже еду к вам, дождитесь меня!
Мэтт улыбался во все свои тридцать два британских зуба, открыто, не стесняясь, совсем как на той фотографии в айфоне Дома.
URL записи
@темы:
matthew bellamy,
belldom,
dominic howard,
vicky cryer,
slash,
muse